В Бряндинской школе прошло мероприятие посвященное свщмч. Александру Гневушеву

9 марта 1914 года был рукоположен во священника ко храму в честь Рождества Христова в селе Алейкино Симбирского уезда и назначен заведующим и законоучителем церковно-приходской школы в селе и земской школы в соседней деревне. v В июле 1921 года в Симбирское епархиальное управление обратились жители соседнего с Алейкиным села Комаровки: за два года перед тем, уже в советское время, силами местных жителей там был возведен Михаило-Архангельский храм, но назначенный священник уехал к себе на родину, оставив приход без пастырского окормления. Жители села Комаровка просили назначить к ним настоятелем священника Александра Гневушева, зная его как мудрого и доброго духовного наставника. Просьбу верующих епархиальное управление исполнило.

В 1923 году переведен в село Шумовка Симбирского уезда, где к тому времени часть прихожан следовала за обновленцами. Обновленческая часть прихода желала во что бы то ни стало избавиться от строптивого священника-тихоновца. На о. Александра в Симбирское епархиальное управление было послано много жалоб. Обновленческое начальство решило произвести дознание, и о. Александру было предложено нечто вроде взятки — сделать его благочинным всех храмов Ульяновского района. О. Александр предпочел уйти за штат, но не изменять священнической присяге. Три месяца с четырьмя малолетними детишками, священник не служил.

В 1925 году новоназначенным епископом Ульяновским Виссарионом (Зориным) переведен настоятелем в село Бряндино Мелекесского района.

В январе 1930 года местный кружок Организации воинствующих безбожников решил снять с церкви колокола. Чтобы священник не смог помешать святотатству, 9 января сельские активисты явились в дом о. Александра «для описи имущества и раскулачивания». Забрали все, даже кухонную утварь и детские вещи.

14 января, в великий церковный праздник, после службы он обратился к верующим: «Быть может, последние службы служим в нашем храме. Скоро отберут у нас храм. Налог выплатить не можем, а меня самого обобрали до нитки». Несмотря на святки, священник призвал прихожан начать готовиться к Причастию: если церковь закроют, то кто знает, когда в следующий раз доведется приобщиться Святых Христовых Таин? Стоя на амвоне и держа крест в руках, о. Александр запел велокопостное: «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши? Конец приближается...» За батюшкой запели певчие, а народ в храме начал плакать. Потекли слезы и из глаз самого отца Александра, он положил крест на аналой и ушел в алтарь. После службы многие прихожане пришли к священнику домой, узнать, что делать, если церковь действительно захотят закрыть. О. Александр не разрешил своим чадам ни сопротивления, ни насилия: «Заблудилась нынешняя власть, пошла за антихристом. Но должно придти время, когда она одумается и придет к раскаянию».

15 января состоялось общее собрание жителей села, на котором обсуждался вопрос о снятии колоколов; всего присутствовало около трехсот человек. Собравшиеся, кроме группы активистов-безбожников, были настроены категорически против уничтожения колоколов, и безбожникам не удалось добиться перемены их настроения.

На следующий день, предполагая, что состоится насильственное снятие колоколов и закрытие храма, к храму собралось около пятисот прихожан, чтобы воспрепятствовать безбожникам в осуществлении их намерений. На колокольню по предварительному уговору с матерями забрались подростки и ударили в набат. К толпе приблизились сельские активисты, но после того, как из толпы посыпались угрозы, они разбежались. Несколько дней верующие дежурили у храма, но власти больше не предпринимали попыток его захватить.

В начале февраля о. Александр поехал в гости к родным в Ульяновск. 11 февраля, в его отсутствие, в селе Бряндино были арестованы «активные участники выступления верующих при попытке властей снять колокола». Священник был объявлен в розыск, как якобы скрывающийся от органов НКВД.

15 февраля было составлено обвинительное заключение. Следователи писали:

«С первых чисел января 1930 года местными сельскими общественными организациями проводилась агитационная кампания за снятие колоколов с церкви. В противовес этой кампании священник местной церкви Гневушев... используя религиозные предрассудки масс, повел усиленную антисоветскую агитацию среди верующих против проводимых мероприятий, распространяя провокационные слухи о том, что церковь отдадут в колхоз. При выполнении религиозной службы нарушал уставы церкви с целью воздействия на чувства верующих, ввел исполнение трогательных великопостных стихов, которые в обычное время не применяются...

В результате антисоветской деятельности Гневушева и его единомышленников... 16 января 1930 года утром к церкви собралась толпа человек четыреста-пятьсот, пытавшаяся учинить расправу над представителем местной власти и активистами-бедняками, пытавшимися призвать толпу к порядку и разъяснить им, что церковь никто не собирается отбирать».

Вернувшись из Симбирска, отец Александр отправился в лес на заготовку дров. По возвращении домой 22 февраля сразу же был допрошен и на следующий день арестован по обвинению в том, что он «является руководителем кулацкой группы, систематически срывавшей мероприятия советской власти; группа вела злостную антисоветскую агитацию, распространяла провокационные слухи». Виновным себя не признал.

28 февраля священник был снова допрошен. Поскольку сотрудники ОГПУ обвиняли его в контрреволюционной проповеди и что он специально заставил петь на клиросе кондак великопостного богослужения, отец Александр ответил, что «в церкви верующие действительно плакали. Чем было вызвано такое настроение верующих — не знаю. Я, когда вышел из алтаря с крестом, увидел, что плачут и женщины и мужчины; я тоже прослезился, положил крест на аналой, а сам ушел в алтарь, в это время на левом клиросе запели кондак "Душе моя, душе моя...", который действительно поется только в Великий пост; я знал, что это противоречит церковному уставу, но не хотел вмешиваться в это дело». Священник, желая оправдаться, сказал, что знал, что повсюду снимаются с церквей колокола, но не стал вмешиваться в это дело, не чувствуя себя достаточно авторитетным; также, может быть, ненормальным явлением было такое скопление людей возле храма, но вмешиваться в это дело он побоялся.

15 апреля 1930 года тройкой при ПП ОГПУ осужден как «руководитель к/р группы церковников, организация массового антисоветского выступления против мероприятий советской власти» и приговорен к расстрелу.

Расстрелян 28 апреля 1930 года, о чем был составлен соответствующий акт: «Труп расстрелянного Гневушева зарыт на кладбищах за городом Ульяновском, близь Стрижева оврага, на надлежащей глубине». На тот момент старшей его дочери, Любе, было 14 лет, а младшему сыну, Сергею, исполнилось 3 года. Сиротами осталось 5 малолетних детей.